– Вы пытаетесь увести меня в сторону, – говорит Виджет.
Человек в сером костюме лишь потягивает вино, поглядывая на Виджета поверх бокала.
– Так поединок можно считать законченным? – спрашивает Виджет.
– И да, и нет. – Мужчина ставит бокал на стол, прежде чем продолжить.
– Фактически он вылился в патовую ситуацию, которую никто не мог предусмотреть. Он завершился не по правилам.
– И что же теперь будет с цирком?
– Полагаю, именно по этой причине ты искал встречи со мной?
Виджет кивает.
– Оба ваших игрока передали свои полномочия Бейли. Сестра уладила деловые вопросы с Чандрешем. По сути и по документам цирк уже принадлежит нам. Я вызвался уладить последние детали.
– Не люблю незавершенные дела, но боюсь, это не так-то просто сделать.
– Я и не думал, что это просто, – говорит Виджет.
Оба замолкают, и в наступившей тишине до них доносятся взрывы смеха из-за соседних столиков, а потом стихают и они, растворяясь в общем гуле голосов и звоне бокалов.
– Мальчик мой, ты понятия не имеешь, во что ввязываешься, – понизив голос, говорит человек в сером костюме. – Насколько все это непрочно. Насколько непредсказуемы последствия. Кем бы стал твой Бейли, если бы ему не нашлось места в цирке? Обычным мечтателем, который стремится к тому, чего даже понять не в состоянии.
– А разве плохо быть мечтателем?
– Вовсе нет. Но порой мечты превращаются в кошмары. Подозреваю, что месье Лефевр многое может об этом рассказать. Лучше тебе бросить эту затею, и пусть все случившееся станет легендой, а потом и вовсе будет предано забвению. Каждой империи рано или поздно суждено пасть. Так устроена жизнь. Возможно, время, отпущенное этой империи, вышло.
– Боюсь, я не могу так поступить, – качает головой Виджет.
– Ты еще слишком юн.
– Готов побиться об заклад, что, хоть мы с Поппет, как вы говорите, и слишком юны, возраст всех тех, кто стоит за моим предложением, в сумме будет побольше вашего.
– Возможно.
– Я не до конца понял правила, по которым проводился этот ваш поединок, но, сдается мне, вы кое-что должны нам, коль скоро из-за вашего спора мы все подвергались риску.
Вздохнув, человек в сером костюме оглядывается на темное окно, но призрака Гектора Боуэна нигде не видно.
Если чародей Просперо и имеет мнение по данному вопросу, он предпочитает держать его при себе.
– Что ж, это веский аргумент, – говорит человек в сером костюме после некоторого раздумья. – Однако я ничего не должен вам, молодой человек.
– Тогда зачем вы здесь? – спрашивает Виджет.
Мужчина улыбается, однако оставляет вопрос без ответа.
– Фактически я пытаюсь выкупить у вас поле боя, – продолжает Виджет. – Вам оно больше не пригодится, а для меня имеет колоссальное значение. Я не отступлюсь. Назовите вашу цену.
Улыбка человека в сером костюме становится еще шире.
– Мне нужна история, – говорит он.
– История?
– Эта история. Твоя история. Повесть о том, как мы оказались здесь, за этим столом, с этим вином. История, которую ты возьмешь не отсюда, – он постукивает пальцем по виску, – а отсюда. – Опустив руку, он на мгновение прижимает ее к груди, а затем откидывается на спинку стула.
Некоторое время Виджет обдумывает его слова.
– Вы хотите сказать, что если я расскажу вам эту историю, то вы отдадите мне цирк? – уточняет он.
– Я передам тебе то немногое, что я еще могу отдать. Когда мы встанем из-за этого стола, я не буду иметь никаких прав на ваш цирк, никакого к нему отношения. Когда мы опустошим эту бутылку, я провозглашу поединок, начавшийся задолго до твоего рождения, зашедшим в тупик и, следовательно, завершенным. Мне кажется, этого будет достаточно. Так что, мистер Мюррей, по рукам?
– По рукам, – кивает Виджет.
Человек в сером костюме разливает по бокалам остатки вина. Горящие свечи, мерцая, отражаются в прозрачном стекле, когда он ставит пустую бутылку на стол.
Виджет крутит в пальцах бокал. Вино – это поэзия в бутылке, думает он. Он когда-то услышал этот афоризм от герра Тиссена, и хотя знает, что автор слов не он, ему не удается вспомнить, из чьих уст они прозвучали впервые.
Эту историю можно начать со столь разных событий. Нужно учесть столько сюжетных линий.
Он с сомнением думает, а можно ли вообще заключить в бутылку историю цирка?
Пригубив вино, Виджет ставит бокал на стол, откидывается на стуле и спокойно встречает направленный на него взгляд. Он не торопится начать рассказ, словно все время, отпущенное этой вселенной – с тех самых пор, когда предания значили больше, чем сейчас, и, возможно, меньше, чем станут значить в будущем, – принадлежит ему одному. Наконец, глубоко вдохнув, он начинает говорить, и слова, рождаясь прямо в сердце, легко слетают с его губ.
– Цирк появляется неожиданно.
Bons Rêves
[9]
В эти предутренние часы в Цирке Сновидений почти не осталось посетителей. Из тех, кто еще бродит по аллеям, у большинства на шеях повязаны красные шарфы. В окружении черного и белого они кажутся особенно яркими.
До неумолимого восхода остается совсем немного времени. Перед тобой встает вопрос: как провести стремительно истекающие ночные минуты? Заглянуть напоследок в один из шатров? В тот, где ты уже бывал и тебе там особенно понравилось, или в какой-нибудь новый, еще не раскрывший своих тайн? Или успеть съесть яблоко в карамели вместо завтрака?
Ночь, которая несколько часов назад казалась бесконечной, тает, ускользает, уходя в прошлое и толкая тебя в будущее.
Последние минуты в цирке ты проводишь так, как нравится тебе, ибо это время твое и только твое. Однако совсем скоро Цирку Сновидений приходит пора закрыться – по крайней мере до следующей ночи.
Усыпанный звездами тоннель убрали, и теперь главную площадь от входа отделяет один лишь занавес.
Когда он смыкается у тебя за спиной, тебе кажется, что между тобой и цирком пролегло нечто большее, чем несколько шагов и одно полосатое полотнище.
Перед уходом ты ненадолго останавливаешься, чтобы напоследок полюбоваться необычными движущимися часами: резные фигурки кружатся в танце в такт размеренному тиканью. Толпа больше не закрывает обзор, и тебе удается рассмотреть их гораздо лучше, чем когда ты входил в цирк. Под часами ты замечаешь неброскую серебряную табличку. Приходится наклониться, чтобы разглядеть гравировку на гладкой поверхности металла. «Памяти Фридриха Стефана Тиссена (09.09.1846 – 01.11.1901) и Чандреша Кристофа Лефевра (03.08.1947 – 15.02.1932)».